Публикации зарубежных аналитиков свидетельствуют о том, что передача в частные руки права на продажу квот привела к тому, что со временем вокруг системы рыночного распределения квот стали вращаться огромные финансовые потоки (Palsson with Helgason, 1995). Появились многочисленные "квота-брокеры" и "рыбаки в тапочках", имеющие весьма смутное представление о специфике рыболовства, однако благодаря спекуляции квотами получившие возможность "откусить" самый лакомый кусок от общего пирога. Вместе с ростом численности "рыбаков в тапочках", стали расти и случаи использования фиктивных лицензий, "судов-призраков" и торговли "рыбными документами", не обеспеченных сырьевыми запасами. Как считает Хью Аллен, член правления Северо-Западной ассоциации рыбаков Шотландии, в состав которой входит 125 промысловых судов, "рыбаки в тапочках", паразитируя на труде истинных рыбаков и истощающихся рыбных запасах, получают таким способом солидную финансовую подпитку и возможность оказывать огромное влияние на политику в рыболовстве.

"С введением платных лицензий и квот, - констатирует Аллен, - рыболовство постепенно и безжалостно направляется регулирующим Левиафаном (Огромное вымершее морское животное. В данном случае государство, разрешившее торговлю квотами биоресурсов.) в теневую экономику", а сама политика все более становится похожей на фантасмагорию (Allen, 2003: 96).

Такие нелицеприятные заключения о процессе товаризации биоресурсов обусловлены тем, что, во-первых, на рынках квот приходится иметь дело с виртуальными капитальными активами, т. к. никто не может владеть живыми ресурсами моря в истинном смысле понятий "владение" или "собственность".

Во-вторых, иррациональность ситуации во многом вызвана недостаточностью знаний о законах функционирования морских экосистем и, как следствие, низкой достоверностью научных прогнозов, на основе которых определяются ОДУ и индивидуальные квоты, выставляемые на продажу (Charles, 2001). Учеными признается, что уровень погрешности сырьевых прогнозов вкупе с постоянным стремлением политиков завысить ОДУ по сравнению с научными рекомендациями в ряде случаев ведет к превышению их на 50-100 и более процентов (Денисов, 2002).

И, наконец, зыбкость политики, построенной на придании индивидуальным рыбным квотам статуса ценных бумаг, обусловлена тем, что она принималась на фоне четко выраженной тенденции истощения запасов биоресурсов в прибрежных зонах Мирового океана. Эта тенденция неизбежно ведет к утрате биоресурсами рыночной ценности как капитальных активов, что, в свою очередь, снижает возможность окупаемости инвестиций в рыболовство.

Однако, несмотря на высокий риск и низкую оправдываемость управленческих решений в рыболовстве, как только началась торговля квотами биоресурсов, появились опасные иллюзии относительно повышения устойчивости рыбохозяйственной деятельности. В основе этих иллюзий лежит священная вера западных обывателей в банковские сертификаты и проценты, форму которых обрела "рыба в море". Эта вера оказалась сильнее законов природы, из которых следует, что в условиях роста неустойчивости морских экосистем владелец рыбных квот не может быть уверен в получении постоянных дивидендов от приобретенного им права собственности так, как уверен в этом праве землевладелец, купивший в собственность участок земли. Ведь за квотами биоресурсов стоит лишь узаконенное право ожидания выловить установленный объем того или иного объекта промысла, хотя возможность этого ожидания стоит реальных и немалых денег.

Тем не менее, раз квоты обрели статус частного владения, на этой основе рыбаки стали выстраивать планы выживания на длительную перспективу, и истощающиеся биоресурсы стали играть особую роль в экономике. Их как разменную монету можно было пустить в дело мгновенно, тогда как отдачу от инвестиций на приобретение судов или промснаряжения следовало ждать несколько лет.

И поскольку мотивацию поступков держателей квот в первую очередь определяла рыночная конкуренция (а не природоохранные цели), биоресурсы начали использоваться для получения кредитов под залог.

В результате происходило обновление технических систем (рукотворных капитальных активов) и рост промысловых нагрузок (необходимы дополнительные уловы для оправдания инвестиций) на фоне дальнейшей деградации биоресурсов, т. е. обесценивания природного капитала.

Таким способом из морских экосистем, у которых в политических кругах не оказалось достойных адвокатов, стало выжиматься все, что необходимо для получения сиюминутных прибылей.

Однако какими бы ошибочными ни были научные прогнозы, они, в конце концов, отражают факт предельного истощения ресурсов, в результате квоты на вылов стали уменьшаться, а вслед за этим рушиться и выстроенные на весьма зыбкой основе u1087 планы. К примеру, в Исландии в 1987 г. квота на вылов трески для владельцев малых судов ("карликов") составляла 254 т. В 1991 году тресковая квота для этого типа судов снизилась до 200 т, а в 1994 году - до 106 т. Естественно, промысел из рентабельного превратился в убыточный, а судовладельцы, получившие кредиты банков для модернизации судов или приобретения дополнительных квот, оказались банкротами. Как свидетельствуют Г. Палласон и А. Хелгасон (Исландский университет), сегодня озабоченные рыбаки оказались в одной компании с озабоченными банкирами, когдато надеявшимися обогатиться за счет залоговых сделок (Palsson with Helgason, 1995).