Восемь развитых стран - США, Канада, Великобритания, Франция, Дания, Япония, Австралия, Новая Зеландия - после 1982 г. получили под свой контроль использование биоресурсов на суммарной акватории, составляющей более половины общемировых 200-мильных морских зон (Войтоловский, 1988). Вполне естественно, что они стали быстро заполнять существующий правовой вакуум в международных нормах в свою пользу и вытеснять дипломатическими и иными приемами Советский Союз, а затем и Россию из процесса передела Мирового океана. Отечественная дипломатия не отличалась подобной мобильностью, длительное время относя возникающие осложнения к явлениям регионального характера. Хотя научная общественность постоянно подавала сигналы о растущих угрозах глобального плана, эти предупреждания не были вовремя услышаны ни плановыми, ни рыночными структурами государственной власти.

В настоящее время библиография публикаций об угрозах и пользе глобализации для морехозяйственной деятельности России, включая рыболовство, более чем достаточна (см. к примеру, Алексеев, 2003; Алхименко, 2003; Великанов, Павлов, 2003; Глобализация…, 2000; Корельский, 2004; Титова, 2003а; Титова, 2006). Вместе с анализом различных аспектов глобализации в них даются и предложения о методах нивелирования отрицательных последствий этого неизбежного в современном мире явления. Большой интерес в этом отношении представляют доклады и решения Научной конференции "Развитие морской деятельности в условиях глобализации", состоявшейся в Совете по размещению производительных сил (СОПС) 28.10.2004, а также другие публикации СОПС, представленные в серии "Теория и практика морской деятельности" (Войтоловский, 2005; В условиях глобализации, 2004; Факторы развития, 2006).

При научном анализе проблем глобализации внимание исследователй, как правило, фиксируется на нормативно-правовых, политических, дипломатических, а в последнее время и экологических аспектах.

Высказывается озабоченность тем обстоятельством, что конструктивные идеи природоохранной модели развития, зародившиеся на Стокгольмской конференции ООН в 1972 г., все больше используются развитыми государствами (особенно США) и ТНК в борьбе за обладание просторами и ресурсами Мирового океана. Происходит сращивание "внешне неполитизированных (даже аполитичных) и неангажированных властью… общественных "зеленых организаций" с миром большого бизнеса и "черных денег"". Развитые страны, оплачивая международные экологические проекты, научились использовать оценки экологического состояния не только открытых частей океана, но и ИЭЗ, а также вектор любого развития в своих целях. Все это "происходит в условиях беспрецедентного по своим масштабам почти добровольного ухода России из наиболее перспективных зон океанического лова со ссылкой на априорную убыточность… Следствием становится сужение ресурсной базы промышленного рыболовства Российской Федерации исключительно в границах собственной прибрежной зоны, что создает нежелательный прецедент при завершающемся разделе ресурсов и пространств Мирового океана". В результате Россия обречена на догоняющее развитие (Факторы развития, 2006: 15, 16, 24).

Вместе с тем с переходом к рыночным отношениям и открытой экономике для российского рыболовства возникли угрозы и экономического плана. Они не менее опасны, чем политика двойных стандартов, дискредитация морепродуктов на мировых рынках по экологическим и иным u1089 соображениям и т. п. Ибо, как констатируют финансовые аналитики, современный мир живет в условиях постоянных экономических и финансовых войн (Фролов и др.; Хадсон, 1999), разящим оружием в которых стал импорт экономических теорий и знаний, не соответствующих проблемам стран с переходной экономикой или экономик, отягощенных внешними долгами.

Идея о возможности разрушения экономик конкурентов небезупречными советами родилась не сегодня. Еще Адам Смит предупреждал об опасности использования теоретических суррогатов расточительной и неблагоразумной властью. Он утверждал, что экономические прокламации при подаче их в соответствующей упаковке, чаще всего в виде партийных брошюр - "омерзительного порождения лживости и продажности", быстро завоевывают авторитет у малосведующей публики и обладают неимоверной способностью вытеснять настоящие знания. Они не только провоцируют гражданскую междоусобицу, при которой происходит задержка естественного накопления богатства и расточение капитала, но и могут стать причиной полного разорения страны (Смит, 1993: 484 ).

У сегодняшней российской власти не в чести те экономисты, которые критически относятся к принятой политике перехода к рыночным отношениям, несмотря на ужасающие свидетельства экономической и социальной разрухи в стране. Поэтому для иллюстрации опасности использования суррогатных теорий можно привести свидетельства авторитетных западных экономистов. В их числе нобелевские лауреаты Л. Клейн, Дж. Тобин и К. Эрроу, которые, проанализировав результаты реформ за первые четыре года после "шоковой терапии", высказали сомнение в том, что принятая либеральная модель развития соответствует целям и задачам переходного периода. Их оценки даны в книге "Реформы глазами американских и российских ученых" (1996), которые, к сожалению, не были замечены (или проигнорированы) властями в России.

Еще один нобелевский лауреат, профессор экономики Дж. Стиглиц также неоднократно выступал на страницах российских экономических журналов с предупреждениями о необходимости корректировки курса либеральных реформ, исходя из национальных интересов, структуры производства и задач развития (Стиглиц, 1998, 1999а, 1999б). Его оценки важны тем, что Стиглиц занимал высокие административные посты: возглавлял Экономический совет при президенте США, был старшим вице-президентом и главным экономистом Всемирного Банка. За ним стоит большой опыт анализа экономических проблем, возникавших в разных странах мира, включая анализ результатов преобразований в странах с переходной экономикой.

В 2002 г. Стиглиц выпустил книгу, где на убедительных фактах показал, что глобализация развивается в пользу мировых финансовых структур и ТНК (Stiglitz, 2002). В мире растет недовольство тем, что советы консультантов, приглашаемых по рекомендациям западных банков, осознанно или бессознательно всегда и прежде всего отвечают интересам богатых стран. "Шоковую терапию" в России он оценивает как рыночный фундаментализм, заимствованный из учебников, в которых дается сверхупрощенная версия либеральной экономики, пренебрегающая сутью и динамикой реальных социально-экономических процессов.

Стиглиц признает, что за кредитами МВФ и ростом бремени внешних долгов России "стояло стремление сохранить у власти существующую группу, коррумпированность которой была очевидна. Этим способом удалось намеренно и в такой степени нарушить политическую жизнь страны, что оказались неосуществленными более глубокие преобразования, выходящие за рамки примитивного, узкого видения рыночной экономики и направлены е на создание эффективной демократии" (там же: 192).

Естественно, что носители идей неолиберализма яростно оспаривают оценки и теоретические позиции Дж. Стиглица. Но на стороне американского аналитика факты: в России произошел невероятный спад производства и рост социального неравенства, которые в совокупности грозят политической нестабильностью.

Стиглиц не склонен считать многие ошибочные советы сознательным расчетом. Он относит их скорее к недостаточному опыту самих советников и непониманию ими сути происходящего. Действительно, стать консультантом в реформирующейся России было не сложно: достаточно было иметь диплом престижного западного университета и рекомендации какого-нибудь солидного банка. Это подтверждает Норина Хертц, которая в возрасте 22-х лет была направлена в Россию Международной Финансовой Корпорацией помогать советами правительству Е. Гайдара. Вначале она с рвением отстаивала в России западные ценности и институты. Однако, увидев быстрый коллапс российской экономики и прозрев спустя несколько лет, Хертц издала в Кембридже книгу с символическим названием "Тихий переворот: глобальный капитализм и конец демократии". Она признается, что распространение американских ценностей в мире происходит только в интересах западных корпораций и "глобальной системы, основанной на нуждах частного капитала, включая защиту частной собственности и открытый доступ к рынкам" (Hertz, 2001: 78). Эти ценности подавляют национальную культуру и истинные демократические ценности, игнорируют социальные обязанности государства перед обществом.

Но наряду с объяснением причин многих ошибок рыночных реформ некомпетентными советами существует и иное мнение: советы часто носили своекорыстный характер, т. е. были сознательно направлены на развал экономик потенциальных конкурентов.

Так, финансовый аналитик с Уолл-Стрита М. Хадсон, ознакомившись с ходом реформ в России, в 1999 г. опубликовал брошюру "Экономическая война против России", название которой говорит само за себя. В контексте обсуждения угроз глобализации брошюра интересна тем, что в ней обстоятельно излагаются последствия послушного следования России и других стран рекомендациям МВФ, ВБ и других консультантов относительно курса экономических реформ.

Особенно хорошо справляется с задачами присвоения чужих ресурсов, утверждает Хадсон, теория монетаризма, догмы которой были возведены в России в ранг официальной экономической доктрины. Хотя истинный смысл монетаризма состоял в открытии российской экономики для международного финансового рынка, отказ от самостоятельной денежной политики, запрет на протекционизм отечественному производству и использование субсидий, отказ государства от управления собственностью, включая стратегически важные отрасли, а также от активного участия в политике развития.

Эта теория направлена на разрушение индустриальной базы сырьевых стран и сохранение сырьевой ориентации. До того, как ею воспользовалась Россия, схема сырьевого закабаления была хорошо отработана на странах Латинской Америки. В основе ее лежит долговая ловушка, сплетенная мировыми финансовыми структурами, позволяющая покрывать процентные выплаты по старым долгам, только прибегая к новым кредитам, которые предоставляются под видом всевозможных программ помощи становления национальных экономик.

"До 1992 года, - пишет М. Хадсон, - по таким программам "помогли" лишь беднейшим странам и наиболее погрязшим в долгах автократиям. Россия стала великим экспериментом применения этих теорий в высокоиндустриальной и богатой ресурсами стране" (Хадсон, 1999: 30). Хадсон утверждает, что только очень наивные люди могут верить, что советы МВФ и ВБ предназначались для того, чтобы помочь России модернизировать экономику и стать столь же успешной страной, как США. Это означало бы поддержать потенциального соперника. Растущая же задолженность делала национальную финансовую элиту активным проводником идеологии монетаризма, поскольку она начинала строить свое благополучие, содействуя распространению этой идеологии.

Одной из самых порочных сторон монетарных u1090 теорий является их сиюминутность, поскольку формирование у населения мотиваций к выживанию "именно сегодня" - главное условие уничтожения национальной оппозиции к новому мировому порядку. Чужие богатства скупаются по дешевке в шоковом варианте, пока эффект шока не осознан. Поэтому-то монетаризму чужды балансовые расчеты и враждебно слово план.

Резонен вопрос, если неолиберальные теории столь несовершенны, то чем же объясняется процветание развитых стран? М. Хадсон дает ответ на него, утверждая, что многие проблемы, возникающие из-за провалов собственных финансовых систем, нивелируются тем, что США и другие страны Запада неплохо овладели наукой жить за счет чужих ресурсов, консервируя запасы собственных.

Именно эта наука во многом помогла ресурсной экспансии США. Благодаря ей рядовой американец в настоящее время потребляет в 34 раза больше алюминия, в 45 раз - меди, в 58 раз - фосфорного сырья, в 43 раза - нефти, в 184 раза - природного газа и т. д., чем житель Индии (Криницкий, 1999). Английские ученые подсчитали, что если разделить поровну все расходы, связанные с использованием энергоресурсов, между жителями планеты, то промышленно развитым странам пришлось бы сократить объем потребляемого ископаемого топлива примерно на 9/10 (Робертсон, 1999). Аналогичная диспропорция происходит и с потреблением морепродуктов: в развитых странах среднедушевое потребление их в 2 и более раз выше среднемирового уровня.

Поэтому наивно полагать, что корпорации, которые оттянули на себя бoльшую часть мировых ресурсов, добровольно согласятся на более справедливое распределение богатств природы. Более того, не сложно спрогнозировать, какой пропагандистский шквал обрушится на те сырьевые страны, которые попытаются изменить столь порочное положение вещей.

Профессор Калифорнийского университета М. Гэффни, пишет, что после Второй мировой войны США, "пользуясь раскинутым над всем миром американским военным зонтиком как прикрытием", а также псевдоэкономическими теориями вкупе с небезупречной политикой мировых банковских структур, "тихо приобретают права на месторождения полезных ископаемых в других странах, где только это возможно" (Гэффни и др., 2000: 154).

Основная борьба в глобальной экономике происходит за обладание природной рентой, которая присваивается странами "золотого миллиарда" и ТНК вместе с импортом дешевого сырья из стран третьего мира. Как отмечают В. М. Лившиц и В. А. Корзун, таким способом происходит обогащение их и за счет российского углеводородного u1080 и иного сырья, добываемого совместными предприятиями, рента от которого "размазывается и перераспределяется через НДС и другие каналы среди многочисленных посреднических компаний, и эффект, который государство получало ранее, выходя на рынок, многократно снижается, поскольку бoльшая часть поставок сырья перешла в частные (и нечестные) руки" (Лившиц, Корзун, 2002: 125). Речь идет о десятках миллиардах долларов США, которые ежегодно минуют российскую казну.

Особую опасность суррогатные теории несут странам, экономика которых во многом зависит от нефтедобычи, из-за того, что для мировых цен на нефть характерны так называемые качели в пределах от 10 до 60 и даже 70 долл. за баррель с временным интервалом в несколько лет. Для таких стран достаточно даже небольшого изменения мировых цен на нефть, чтобы нарушить хрупкое равновесие. Такая опасность в потенциале существует и для России, ибо тот насос, который откачивал из страны капиталы, ресурсы и таланты с 1992 г., оставил у России мало шансов на то, чтобы без риска изменить сырьевую ориентацию экономики.

Все попытки России отказаться от догм монетаризма, безусловно, будут сдерживаться политикой "двойных стандартов" развитых стран, которая состоит в широком использовании субсидий в аграрном секторе собственных стран и запрете их в развивающихся странах и странах с переходной экономикой. Подобная практика осуждается некоторыми политиками и исследователями даже в странах "золотого миллиарда".

К примеру, доктор Р. Кларк, (бывший помощник министра юстиции США в 1961-1965 гг., после этого до 1969 г. - министр юстиции, а ныне активный антиглобалист) относит к главному международному бедствию, которое препятствует развитию аграрного сектора в бедных странах, "экспортно-импортную политику США в области сельского хозяйства, подкрепленную такими соглашениями, как КАТТ и НАФТА.

Такая политика ставит в зависимость нефтедобывающие и другие государства от импорта продуктов питания из США и других богатых стран. Они (первые) становятся чрезвычайно уязвимыми перед лицом иностранного диктата и угрозой экономических санкций. Суверенитет государств, которые во многом зависят от импорта основных продуктов питания, никогда не будет прочным и устойчивым" (Кларк, 2000: 206).

Английские экономисты Д. Грин и М. Гиффитс также считают, что свободные рынки и отсутствие государственной поддержки товаропроизводителей - это один из мифов, проповедуемых правительствами стран Запада. В Европе примерно половина бюджета ЕС расходуется на поддержание аграрного сектора, что снижает мировые цены на сельхозпродукты и лишает возможности фермеров из других стран получать приличную цену за зерновые культуры. В США субсидии также измеряются десятками млрд. долл., а страны ЕС ежегодно выплачивают каждому своему фермеру дотации в сумме 20 тыс. долл. США, что позволяет фермерам продавать свою продукцию на мировых рынках по ценам ниже реальной себестоимости. Это является способом недопущения на рынки товаропроизводителей из развивающихся стран, имеющих более низкие издержки из-за природных преимуществ или вследствие низкого уровня оплаты труда (Green and Griffiths, 2001). Аналогичное происходит и в рыболовстве, практика субсидирования которого в развитых странах снижает возможности рыбаков из стран, где субсидии не применяются, участвовать на равных в борьбе за освоение морских биоресурсов не только вдали от собственных берегов, но и вблизи них.

Поэтому для России столь важно научиться жить не только за счет благоприятной конъюнктуры нефтяных цен, но и всячески поддерживать собственных товаропроизводителей - в первую очередь тех, кто обеспечивает продовольственную безопасность.

Анализ результатов перехода к рынку бывших социалистических стран позволил Дж. Стиглицу сделать вывод: быстрого роста производства добились те страны с переходной экономикой, которые имели прагматический подход к экономическим преобразованиям. В их числе он называет Китай, Чехию и Польшу, которые "никогда не позволяли руководить своей политикой идеологическим соображениям или упрощенным моделям, взятым из учебников..." (Stiglitz, 2002: 187).

Речь идет не о том, чтобы России уйти в изоляцию. Это невозможно, поскольку экономика России является частью мирового хозяйства, интеграционные процессы в котором все больше возрастают. Да и ТНК, как бы к ним ни относиться, - это главная форма предпринимательской деятельности во всех крупных странах. Следовательно, они должны возникнуть (и уже возникают) в России. И все же для восстановления экономики государство должно решительно (и даже жестко) защищать национальные интересы и устранять практику анклавного построения экономики в пользу энергетического сектора. Этого не достичь, если те, кто является проводниками задач стабилизации экономики, и далее будут догматически верить в непогрешимость либеральной экономической теории, ждать одобрения своих действий из-за океана, а не на Родине.

Россия должна выстроить собственную систему экономической защиты, адекватно возникающим вызовам, в которой наряду с совершенствованием правовых норм важное место должно занять совершенствование экономических знаний и даже использование тех из них, которые в ходе реформ были незаслуженно выброшены на свалку истории. Для этого государство должно снять запрет на поисковую деятельность внутри страны (он выражается в отсутствии финансовой поддержки оппонентов рыночного фундаментализма). Чуда не произойдет, если правительство России и дальше будет руководствоваться теориями, которые не содержат нравственной основы, не соответствуют требованиям устойчивого развития и, по определению членов Римского клуба А. Кинга и Б. Шнайдера, вряд ли могут быть "надежным компасом для решения долгосрочных задач" (Кинг и Шнейдер, 1991).

Столь пространное обсуждение угроз глобализации экономического плана было предпринято потому, что для рыболовства они особенно опасны. В силу этого национальная система регулирования рыболовства должна иметь адекватные экономические и управленческие средства и приемы для ответа на вызовы глобализации. Эти средства существуют не только в теории, но и в практике регулирования рыболовства за рубежом. Многие из них носят далеко не рыночный характер. К примеру, как убедится читатель дальше, природную ренту не удается направить в нужное русло только рыночными приемами. А без решения этой задачи ни о какой стабилизации рыбной отрасли не может быть и речи.

Поэтому так важно изучить возможности адаптирования разумных мер, предлагаемых экономической теорией и практикой мирового рыболовства, к условиям рыбных промыслов России.