Как отмечалось ранее, после перехода ИЭЗ под национальную юрисдикцию многие развитые страны поспешили придать индивидуальным квотам на биоресурсы некое подобие прав частной собственности. Подразумевалось, что держатели квот станут владельцами "рыбы в море", точно так же, как они владеют промысловыми судами. Однако своеобразная форма приватизации общенациональных биоресурсов вызвала неприятие не только широких кругов общественности, но и большинства рыбаков.

Ведь с позиций здравого смысла можно было понять, что в природе существуют ресурсы, которые по определению не могут стать объектами частной собственности. К ним принадлежат космическое пространство, атмосферный воздух, водные ресурсы и водные биоресурсы, многие ресурсы животного мира, которые не привязаны к одному месту.

Идею о передаче таких ресурсов в частную собственность можно рассматривать только как плод больной фантазии. Даже для лесов и месторождений полезных ископаемых, т. е. "привязанных" к конкретному месту ресурсов, преобладающей в мире практикой использования является не право частной собственности, а право пользования, включая право аренды. Во многих рыночных странах право частной собственности в применении к ним даже не обсуждается. Участки лесов, к примеру, чаще всего предоставляются в аренду с условием искусственного воспроизводства, а исчерпаемые ресурсы передаются по лицензиям, соглашениям и т. д. на правах пользования с обязательностью оплаты расходов на поиск новых месторождений или альтернативных способов получения энергии.

Так почему же в практике рыболовства разумный подход к правам собственности со столь специфичным ресурсом, коим являются морские биоресурсы, был проигнорирован?

Поспешность с введением права частной собственности на "рыбу в море" объясняется возникшей путаницей в отношении категорий "ресурсы открытого доступа" и "общественной" или "общей" собственности. Действительно, рыболовство с открытым доступом - это промысел без ограничений на пользование биоресурсами. Режим же общей собственности предполагает принадлежность "рыбы в море" или обществу в целом, или государству, или даже членам некой группы, которые обладают правом накладывать ограничения на доступ к ресурсам.

То есть даже по возможности введения ограничений на пользование ими "открытый доступ" и "общая собственность" должны рассматриваться как два разных понятия. Однако семантическая путаница и в данном случае позволила извратить понятие "общая собственность" и подавать ее исключительно в негативном свете.

История смешения понятий в морском рыболовстве насчитывает, как минимум, три четверти века, если судить по публикациям на этот счет. Свой отсчет она ведет с 1929 г., когда датчанин Дж. Варминг впервые выразил негативное отношение к практике открытого доступа к морским биоресурсам и отсутствию прав собственности на них. Он утверждал, что в результате принадлежности ресурсов всем, а не отдельным индивидуумам, уменьшаются доходы рыбаков (Warming, 1983).

Четверть века спустя идеи Варминга были повторены американским экономистом К. Гордоном. Они носили форму графических и математических обоснований неизбежности истощения запасов биоресурсов при открытом доступе, который также ассоциировался с общей собственностью (Gordon, 1954).

Однако самые весомые аргументы в руки приверженцев частной собственности на все и вся, что только имеется в природе, дал Г. Хардин (Hardin, 1968). К его "заслуге" можно отнести даже не столь сами аргументы о необходимости отказа от общего пользования ресурсами природы, сколь удачное приклеивание ярлыка ко всему, что может принадлежать на правах собственности/владения обществу, отдельным коллективам, общинам и т. д. Этот ярлык в экономической теории получил название "трагедия общего". Именно такое название носит статья Хардина, которая позволила ему оставить след в истории развития экономической теории. Суть "трагедии" по Хардину состоит в том, что принадлежащее всем вместе и никому в отдельности обречено на уничтожение.

Благодаря удачному ярлыку, негативное отношение к общественной собственности с тех пор наполнилось "здравым" смыслом и научным обоснованием. И сам "ярлык", и хардинские аргументы начали кочевать из книги в книгу, из учебника в учебник. Не только малосведущие или ангажированные политики, но и многие исследователи, как, к сожалению, это иногда случается в науке, восприняли как бесспорный постулат "здравые" аргументы, и вслед за Хардином стали утверждать, что только частная собственность может предотвратить истощение ресурсов и, в частности, биоресурсов. Хотя в отношении ко многим ресурсам природы аргументы Хардина подобны "голому королю" из сказки Г. Х. Андерсена.

Чтобы читатель получил возможность самостоятельно сделать выводы, имеет смысл привести аргументы в пользу частной собственности, изложенные в статье первооткрывателя "трагедии общего". В ней рассматривается ситуация, когда большое количество частного скота пасется на общем лугу. При отсутствии всякого контроля роста поголовья скота пастбище неизбежно ждет уничтожение в достаточно короткие сроки. Хардин все-таки допускал, что пастбище может эффективно использоваться только при наличии одной из двух систем управления: (1) общественной с помощью специально созданных органов, (2) частными собственниками. Первый вариант Хардин отвергал сразу, поскольку, по его мнению, общество по своей природе не способно организовать надлежащий контроль. Частный же собственник выполняет эту функцию автоматически. Поэтому, сделал вывод Хардин, общее пастбище следует разделить на части и передать их в частную собственность. Эффект единственного владельца позволит регулировать численность поголовья, получать оптимальный экономический эффект и не истощать пастбище.

Хардин даже не попытался проанализировать возможные причины слабости контроля доступа на общее пастбище со стороны общины, а также способы повышения его действенности. Ведь, к примеру, истощение общего пастбища можно было объяснить тем, что оно возникло не благодаря режиму общей собственности и неэффективности контроля, а скорее как результат неправильного определения и применения имеющегося у общины права управления общим пастбищем.

Однако поиск возможностей эффективного управления использованием общих ресурсов не устраивал рыночных фундаменталистов. Для них предпочтительнее был лозунг "трагедии общего", который был водружен на флаг неолибералов в экономике и продолжает делать свое черное дело до сих пор. Самый свежий пример в истории - деление на частные квоты "рыбы в море".

И все же, справедливости ради, отчасти можно согласиться с мнением Хардина о преимуществе частной собственности (а правильнее сказать, частного владения), когда речь идет об обеспечении сохранности ресурсов местного значения. Но иное дело, когда встает вопрос о сохранности системообразующих ресурсов в природно-ресурсном потенциале. Здесь хардинская идеология неприемлема. Алчное стремление частника выжать из таких ресурсов природы как можно больше выгоды для себя неизбежно ведет к катастрофическим изменениям окружающей среды в целом.

Морские биоресурсы и при частном владении квотами по существу остаются общими ресурсами. Если фермер может исключить возможность присвоения другими выращенного им урожая, то рыбак, даже владея квотой на правах частной собственности, не может рассчитывать на аналогичное. Основную мотивацию поведения рыбаков на промыслах даже при разделении ОДУ по множеству квотодержателей можно выразить формулой: первым - прибыл, первым - выловил, первым - получил максимальную выгоду. Перед рыбаком всегда стоит задача выловить рыбы столько, сколько возможно, даже если это подрывает самовоспроизводящую способность запасов. Приведенная формула поведения всегда будет стимулировать рост промысловых усилий и переэксплуатацию, а забота о сиюминутных выгодах частного владельца "рыбы в море" - ориентировать на сиюминутную прибыль. При подобных мотивациях горизонт видения рыбака не может охватывать длительную перспективу и его не особенно заботит сохранение запасов биоресурсов для будущих поколений. Подобную близорукость нельзя ставить в вину частного квотодержателя, поскольку описанное поведение является его естественным состоянием и выражает суть частной собственности и рыночной экономики.

Поэтому использование природных ресурсов, к которым не применима стратегия приватизации, и их охрана должны стать предметом заботы гражданского общества, создаваемых им специализированных институтов и форм использования общенациональных ресурсов.

Как в настоящее время считают многие исследователи, именно неоправданное распространение на морские биоресурсы постулатов "трагедии общего" и смешение понятий общей собственности с режимом открытого доступа, привели к столь поспешной передаче "рыбы в море" в частные руки. Возобладание на промыслах политики рыночного фундаментализма разрушило возможности получения устойчивых уловов в необозримой перспективе, устойчивого получения промысловой ренты и иных доходов. Ошибок можно было бы избежать, если бы политики допустили возможность использования коллективных форм владения и прав пользования биоресурсами, поскольку понятие общественной собственности могло включать сложные и разнообразные схемы управления пользованием морскими биоресурсами (Hanna and Jentoft, 1996; Iudicello, et al., 1999; Wilen and Homans, 1997).

Естественно, что чрезмерно упрощенный подход к регулированию пользования биоресурсами, которые по своему первоначальному статусу являются общенациональными, не может практиковаться бесконечно долго. Модель Хардина, выстроенная на постулатах, что люди индивидуалистичны и алчны по своей натуре и использование ими природных богатств ведет к неизбежному их истощению, полностью игнорирует важность социального поведения и возможность людей действовать в консенсусе с целью установления приемлемых для общества правил и стандартов при использовании общих ресурсов. Поэтому все большее число ученых, формирующих научные основы устойчивого развития, видят порочность столь безапелляционной трактовки преимуществ прав частной собственности, которая искажает философскую суть собственности и предпочтения большинства населения. Построенная исключительно на бесспорных преимуществах частной собственности, неоклассическая рыночная парадигма не учитывает неоднородность природных ресурсов, разные интересы и возможности пользования ими коренным населением и теми, кто использует ресурсы, не проживая в местах расположения ресурсов постоянно.

Исследователи все больше внимания уделяют изучению опыта общего пользования ресурсами, зафиксированного в исторической памяти, и призывают воспользоваться преимуществами вековых традиций.

По их мнению, отношения собственности, закрепленные современной западной "цивилизацией", многое утратили в сравнении с более ранними формами социального устройства общества, которые были основаны на инстинктах самосохранения и разумной предосторожности.

Общее неприятие концепции Харбина нашло отражение в докладе П. Дасгупты (США), включенном в материалы Всемирного Саммита по устойчивому развитию в Йоханнесбурге (2002). Она подтверждает тот факт, что "в последнее время антропологи, экологи, экономисты, политологи выявили широкое многообразие нерыночных институтов, которые накапливались столетиями и могут стать основой для экономических исследований по оценке природного капитала и его услуг. Эти институты зачастую сформированы сельскими общинами и базируются на долгосрочных связях между ними. В основе их лежат общие интересы. Более того, они развивались с учетом природы естественного капитала, находящегося под их юрисдикцией. К примеру, не сложно контролировать, сколько животных пасется на лугах, но совсем не просто определить улов, который выловил кто-то. Поэтому выработанные общинами правила управления пользования лугами и прибрежным рыболовством отражают эти разногласия".

Пришлые мощные промысловые суда разрушают морские экосистемы и подрывают базу устойчивого рыболовства, поскольку к крупным квотодержателям не предъявляются претензии по компенсации ущерба, адекватные причиненному вреду. Из-за того, что "учет богатства на национальных счетах отражает эти рассуждения (речь идет о господствующих неоклассических теориях. - Г. Т.), закрепляются нечестные взаимоотношения с Природой" (Dasgupta, 2002 : 6). При таких взаимоотношениях прежде всего страдают те, чья жизнедеятельность целиком зависит от рыбного промысла.

После того, как стало очевидным, что индивидуальные рыбные квоты (т. е. "рыба в море"), наделенные практически полным атрибутом прав частной собственности, не справляются со своей основной задачей - охраной запасов рыбы от истощения, - в центр теории прав собственности на морские ресурсы вновь смещается право общей собственности (common property resources) и даже право промысловых объединений на владение ресурсами (common pool resources) или на коллективное владение, которые исторически преобладали в мировой практике промысла в прибрежных зонах (Buck, 1998; Ostrom, 1990).