Изменение международно-правового режима использования биоресурсов в Мировом океане в 1982 г. самым негативным образом сказалось на экономических результатах советского рыболовства не только потому, что за право промысла вблизи чужих берегов теперь надо было платить или оказывать государствам иные услуги. Наряду с этим стали складываться непростые отношения с США, Японией, Норвегией и другими странам всеми способами пытающимися ограничить отечественному флоту доступ к ресурсам и пространствам Мирового океана.

Необходимость оплаты права пользования биоресурсами в 200мильных экономзонах других государств привела к снижению эффективности промысла именно в тот период, когда начали сказываться допущенные в стратегии развития отрасли серьезные структурные перекосы и ошибки, заключавшиеся в недооценке необходимости развития прибрежного рыболовства, береговой рыбообработки и иной рыбохозяйственной инфраструктуры. Дело в том, что в советский период львиная доля капитальных вложений направлялась на развитие рыболовства вдали от собственных берегов. Индустриализация береговой базы значительно отставала от темпов развития океанического флота и роста уловов. Поэтому к началу перестройки экономики в структуре основных фондов отрасли преобладали достаточно изношенные крупнотоннажные океанические суда, не приспособленные для ведения промысла в собственной ИЭЗ, а также отсутствовали финансовые ресурсы, которые можно было бы использовать для модернизации флота и развития аквакультуры.

И все же из трудной ситуации выход можно было найти. Ведь под российскую юрисдикцию перешли самые большие по суммарной акватории экономзоны, которые включали наиболее продуктивные моря Мирового океана: Баренцево, Берингово и Охотское. При правильной государственной политике, включающей налоговые льготы, льготные инвестиционные кредиты и т. п., рациональное использование биоресурсов в прибрежных морях России позволяло создать изначальный капитал, достаточный не только для модернизации флота соответственно новым правовым реалиям, но также и для развития аква- и марикультуры, поскольку морской промысел вплоть до 1992 г. был рентабелен.

К сожалению, российское рыболовство, не найдя выхода из-под пресса одних перемен, попало в тиски других. Китайские мудрецы не напрасно сочувствовали поколениям, которым приходилось жить в эпоху перемен, ибо перемены всегда связаны с переделом собственности, анархией, ростом преступности, с социальными и экономическими потрясениями. Что касается отечественного рыболовства, то по своим последствиям рыночные перемены образца 1992 г. для него оказались более разрушительными, чем передел зон влияния в Мировом океане.

Об этом опять-таки можно судить прежде всего по динамике уловов.

Как следует из рис. 11, вылов рыбы в морях сократился с 7,8 млн. т в 1990 г. до 3,2 млн. т в 2003 г., т. е. 2,4 раза. В 2004 г. он достиг рекордно низкого уровня - 2,96 млн. т.

Следующий график (рис. 12) подтверждает, что сегодня российский флот практически покинул открытые зоны Мирового океана, к тому же промысел в ИЭЗ других государств уменьшился вдвое. По сравнению с 1990 г. почти вдвое снизился и вылов в собственной экономзоне, а производство аквакультуры сократилось в три раза (Мамонтов, 2004), т. е. по объемным показателям отечественное рыболовство в результате рыночных реформ оказалось откинутым на тридцать лет назад.

Однако негативные перемены в рыболовстве коснулись и других стран. Поэтому резонны вопросы: сдал ли позиции кто-нибудь из лидеров мирового рыболовства так, как Россия, а если сдал, то почему, и на каком месте в мире по рангу сегодня находится российское рыболовство? Ответ на эти вопросы дает рис. 13, где приведена динамика уловов в лидирующей восьмерке (Япония, Россия, Китай, США, Чили, Перу, Индия и Индонезия). В самом начале периода передела промысловых зон Мирового океана (1985 г.) на эти страны приходилось 54 % мирового улова (40 из 74 млн. т), а лидировали Япония и Россия. В 2002 г. на восьмерку приходилось уже 60 % мирового улова (50,5 из 84,5 млн. т).

Что касается России, то она из бесспорного лидера к 2002 г. переместилась на восьмую позицию, пропустив вперед США, Индию, Индонезию и другие страны. Исключение в лидирующей восьмерке составляет Япония, так же, как и Россия, снизившая уловы за рассматриваемый период (с 10, 7 млн. т в 1985 г. до 4,4 млн. в 2002). Но в данном случае это объясняется не только тем, что выросли затраты на содержание экспедиционного промысла из-за необходимости оплачивать право лова в экономзонах других государств, а также вследствие постоянного роста затрат на горюче-смазочные материалы. Не менее важной причиной свертывания японского промысла является и открывшаяся для Японии счастливая возможность скупать у России рыбу-сырец по демпинговым ценам. Благодаря этому Япония стала крупнейшим импортером рыбной продукции (19 % мирового импорта). Собственные же инвестиции она предпочитает вкладывать в аква- и марикультуру, объем производства которой достиг в 2002 г. 1,4 млн. т, тогда как в России за рассматриваемый период он сократился в три раза и составил в 2002 г. всего лишь 0,1 млн. т.

Разительным контрастом положению отечественного рыболовства могут быть успехи Китая, который, начав рыночные реформы вместе с Россией, сумел достичь беспрецедентных темпов роста ВВП, поскольку проявил при этом политический прагматизм для завоевания устойчивых позиций в Мировом океане. За 1985-2002 гг. Китай сумел учетверить свои уловы (16,6 млн. т против 4,2), а вместе с аквакультурой (без учета добычи водорослей) они возросли в 7 раз.

Так что и российским рыбакам не было никакого резона сдавать свои позиции в рыболовстве, если бы государство проявило заботу о них по аналогии с другими странами, а также не забыло о своей обязанности выполнять важнейший социальный заказ - обеспечение продовольственной безопасности и здоровья населения страны. Тем более, что потенциально возможный допустимый улов рыбы и нерыбных объектов в зонах российской юрисдикции оценивается отраслевой наукой в 5-6 млн. т. В долгосрочной же перспективе, которая включает развитие аквакультуры и возвращение отечественных рыбаков в Мировой океан, общий улов России может вернуться на исходные по сравнению с 2004 г. (2,96 млн. т) позиции и составить 7,3-7,7 млн. т (Концепция развития…, 2003). Однако выполнение задачи роста уловов для отрасли в условиях международных и внутренних перемен весьма проблематично, т. к. государственная поддержка ее за годы реформ не в пример другим странам сократилась более чем в 4 раза, а начиная с 1995 г. была практически полностью утрачена возможность получения льготных инвестиционных кредитов на рыбохозяйственную деятельность внутри страны.

Об общем упадке отрасли свидетельствуют не только объемные показатели, но и динамика показателей экономической эффективности, таких, как рентабельность промысла, рост задолженности, наличие оборотных средств, моральное и физическое старение основных фондов, а также изменение в худшую сторону социальных индикаторов: уровня безработицы, среднедушевого потребления рыбопродуктов населением и т. д. Так, промысел из рентабельного (+19, +37% в 1990-91 гг.) стал убыточным (-8% в 2003 г.) (Зиланов, 2004). Практически весь промысловый флот был передан в частные руки, многие вспомогательные суда за бесценок проданы новыми владельцами за рубеж, чем была разрушена технологическая взаимосвязь судов на промысле. Возраст половины из оставшихся судов сегодня приблизился к 20 годам, а 9/10 их общей численности попадает в группу службы "10 и более лет" (Войтоловский и др., 2001).

Резкий одномоментный рост цен на ГСМ и высокие ставки за кредиты привели к тому, что за рубеж мгновенно переместились самые рентабельные части рыбохозяйственного комплекса (переработка рыбы, обслуживание флота, судоремонт и т. д.). В результате свертывания производства внутри страны рыбная промышленность только за первые 7 лет реформ потеряла более 190 тыс. рабочих мест на флоте и в сфере переработки сырья, создав несколько десятков тысяч рабочих мест в соседних странах (рис. 14). Имеет смысл напомнить, что, по расчетам экспертов, если Россия наконец-то поставит цель восстанавливать рыбную отрасль, то создание одного рабочего места на флоте ей обойдется в 140-250 тыс. долл. США, а на береговых предприятиях - от 2 до 40 тыс. (Дворняков, 2000)

Об упадке отрасли можно судить и по уровню использования бывших береговых мощностей, которых в советское время явно недоставало для переработки уловов. По сравнению с 1990 г. сохранившиеся на сегодня холодильники, морозильники, консервное производство используются только на треть, коптильни - на 11%, кулинарное производство на 7,9 %, рыбомучное - на 2,7% (Подолян, 2005). Такое положение дел вызвано сокращением объемов поставок сырья, отсутствием у предприятий оборотных средств и плохим техническим состоянием мощностей (пришли в негодность, морально устарели, не приспособлены для новых объектов промысла). К примеру, коэффициент обеспеченности собственными оборотными средствами рыбохозяйственного комплекса в 2003 г. был на 60 % ниже его нормативного значения, что полностью исключает его воспроизводственные возможности (Алдошина, 2004). Напомним, что оборотные средства формируются из выручки предприятий и включают оплату первоочередных платежей, налогов, заработную плату и покупку материалов. Обеспеченность собственными оборотными средствами в плановой экономике жестко контролировалась, поскольку необеспеченность ими сдерживала возможности экономического роста. А сегодня зарплата - это "черный нал", материалы - это бартер, доход - большей частью сокрыт в тени. Что касается государства, то его больше интересует борьба с инфляцией, чем проблемы обескровленной экономики, сдерживающие естественный рост производства и рыночных оборотов, что само по себе порождает инфляцию.

Одной из самых негативных тенденций российской экономики стало ухудшение качества жизни людей, выразившееся, в частности, в снижении среднедушевого потребления продуктов питания и особенно животных белков. Исследователи с тревогой отмечают, что с началом реформ в России уровень потребления мясных продуктов оказался отброшенным к 1980 г., молочных - к 1970, рыбных - к 1960 (Студенецкий, 1994). При рекомендуемой медиками среднедушевой норме потребления рыбных продуктов в 23 кг за год, этот показатель в России в настоящее время составляет около 10 кг и сократился по сравнению с уровнем конца 1980-х более чем в два раза (рис. 15). Уместно напомнить, что сегодня в среднем на жителя планеты приходится в год 15 кг рыбопродуктов. Каждый норвежец, датчанин, француз, итальянец и канадец за год потребляет рыбы до 25 кг, притом что и среднедушевое потребление мясных продуктов в развитых странах в 2,6 раза больше, чем в России. В США, где жители традиционно предпочитают продукты птицеводства и животноводства, уровень потребления морепродуктов также достиг 23 кг, а в Японии и Исландии к началу третьего тысячелетия он составлял 65-70 кг рыбы в год (Зиланов, 1999).

В отношении потребления рыбы в первую очередь пострадали центральные регионы нашей страны, "плечо" перевозки сырья в которые достигает нескольких тысяч километров. Отсутствуют и мощности для транспортировки сырья до мест переработки. По этой причине примерно 100 тыс. т добытой рыбы (четверть от улова лососей, сельди, сайры, кильки) вообще не доходит до переработки, а седьмая часть не соответствует нормативной документации по качеству (Подолян, 2005). Более того, в Концепции развития рыбного хозяйства заявлено, что обеспечение роста душевого потребления рыбопродуктов в России до 15 кг/год можно ожидать только к 2020 г. Принимая во внимание высокие пищевые и лечебные свойства рыбопродуктов, сложившееся положение дел можно классифицировать как серьезный изъян современной социальной политики. Не в пример демократической России в бывшем СССР придавалось большое значение проблеме роста уровня среднедушевого потребления рыбы. Поскольку государство поддерживало низкий уровень цен на рыбопродукты и вело протекционистскую политику в отношении рыболовства, они относились к наиболее доступным продуктам животного происхождения. Сегодня же ценная по медицинским и потребительским свойствам рыба заменена небезопасными для здоровья куриными окорочками, поставляемыми из США, и столь же сомнительного качества мясопродуктами из других стран.

Резко снизилось и финансирование рыбохозяйственных научных исследований, включая сырьевые исследования. Прекратились изыскания по основам биоэкономики и методам стоимостной оценки биоресурсов, которые столь необходимы для защиты интересов отрасли в рыночных условиях. Снижение уровня участия отечественных ученых в совместных международных исследовательских проектах приводит к дальнейшему вытеснению российского промысла из Мирового океана (Силкин, Шпаченков, 2001).

Изложенное позволяет сделать заключение, что рыбное хозяйство страны находится в состоянии системного кризиса. И, казалось бы, государство в подобных условиях должно усилить свое присутствие в решении рыбохозяйственных проблем. Однако оно пошло по другому пути: углублению рыночного либерализма.