Если говорить о морских экосистемах на языке экономики, то они вместе с обитающими в них гидробионтами и возможностью оказывать экологические и социально-экономические услуги представляют своего рода капитальный вклад в обеспечение жизнедеятельности человека, дарованный природой, который, как любой капитал, при желании можно выразить в денежной форме. Доходы в виде процентов от этого вклада, т. е. рыбопромысловая рента, а также разнообразные выгоды, выражаемые в иных критериях, нежели рента, будут поступать до тех пор, пока есть сам вклад.

От адекватной оценки природного капитала, используемого на рыбных промыслах, во многом зависит решение проблем, связанных с устойчивостью рыболовства. Эта задача актуальна даже не столько с позиций выявления текущего рентного дохода на промыслах, что само по себе очень важно, сколько с наличия насущной потребности создания действенного экономического механизма защиты биоресурсов в условиях комплексного природопользования. В последние годы быстро растут объемы добычи и перевозок углеводородного сырья и другие виды деятельности в дальневосточных и арктических морях, неся огромную потенциальную угрозу живым ресурсам гидросферы. В силу этого практика требует более совершенных подходов к методам оценки ущерба гидробионтам от антропогенных воздействий. Они должны включать не только денежное измерение прямого воздействия промысла на уровень запасов биоресурсов, но и стоимостную оценку множества услуг, предоставляемых морскими экосистемами. Поэтому при комплексном природопользовании правильнее говорить не об управлении рыболовством, а об интегрированном управлении морскими экосистемами, одной из функций которого должна стать стоимостная (или экономическая, денежная) оценка морских биоресурсов как природного капитала.

В этой связи необходимо обратить внимание на то, что в отрасли существует не совсем корректное понимание методов, целей и задач стоимостной оценки биоресурсов в системе национальных счетов, международные стандарты которых были предложены статистическим управлением секретариата ООН в качестве предварительной концепции для практического апробирования и дальнейшего совершенствования (см. об этом главу 8 Повестки дня на XXI век, пп. 8.42 и 8.43). Цели и задачи введения системы национальных счетов сформулированы в п. 8.41 Повестки дня, который гласит: "Одним из первых шагов к включению фактора устойчивости в систему экономического управления является разработка более эффективного способа оценки огромной роли окружающей среды как источника природного капитала и приемника побочных продуктов, сопутствующих производству антропогенного капитала и продуктов деятельности человека. Поскольку процесс устойчивого развития охватывает социальные, экономические и экологические аспекты, важно не ограничивать национальные процедуры учета и оценки только такими товарами и услугами, которые традиционно имеют рыночную стоимость. Необходимо разработать общие правила, с помощью которых на вспомогательных счетах по мере обоснования с теоретической и практической точек зрения будет учитываться вклад, который вносится всеми сферами деятельности, но в настоящее время не учитывается на традиционных национальных счетах". Реакция на призыв Повестки дня к совершенствованию методов учета и стоимостной оценки природного капитала и экологических услуг за рубежом уже выражается в виде быстрого роста числа публикаций по данной проблеме (См. веб-сайт Международного института экоэкономики Бейджера в Стокгольме при Шведской королевской академии http://www.beijer.kva.se/).

В России также растет внимание к методам оценки природных активов в СНС. Такие исследования проводятся и в рыбном хозяйстве. В них делаются попытки дать стоимостную оценку биоресурсов в качестве наиболее важного компонента морских экосистем, как в микроэкономическом, так и в макроэкономическом аспектах. Микроэкономические оценки чаще всего носят отраслевой характер, применяются преимущественно для определения ущерба водным биоресурсам от антропогенной деятельности в локальных условиях или используются для оценки соответствия так называемой стоимостной емкости сырьевой базы и промысловых мощностей с позиций ведения экономически оправданного промысла. При этом стоимостная емкость устанавливается на основе усредненной рыночной стоимости весовой единицы "продукции первого предъявления" (Беляев и др., 2004) или рыночной стоимости рыбопродукции (Огородникова, 2004).

Такие подходы вполне оправданы для целей текущей оценки, т.е. выявления прибыльности промысла, оптимизации расстановки флота, предъявления компенсационных претензий при причинении вреда запасам биоресурсов в конкретных условиях и т.д.

Иное дело, когда речь идет о макроэкономических оценках, целями которых являются оценка биоресурсов как национальных активов (т.е. в качестве капитальных активов или природного капитала) и определение налогооблагаемого потенциала при их использовании (т.е. текущего рентного дохода). Эти оценки позволяют выявить динамику изменения стоимости природного капитала в национальных границах, который может как прирастать (в случаях роста дефицита сырья на мировых рыбных рынках), так и уменьшаться (вследствие нерационального использования морских экосистем и гидробионтов). Макроэкономические оценки позволяют видеть глобальные изменения и судить об эффективности государственной политики в сфере природопользования.

Ущерб в данном случае может намного превышать потери, причиняемые природному капиталу, если определять их простым суммированием микроэкономических измерений экологических последствий хозяйственной деятельности.

Для выработки общей концепции оценки природного капитала (а именно этот термин используется Повесткой дня для целей стоимостной оценки природных ресурсов) при Научно-методическом совете Госкомстата России была создана межведомственная рабочая группа по проблемам оценки национального богатства под научным руководством академика Д.С. Львова. Проблемами оценки водных биоресурсов в этой группе поручено заниматься В.А. Борисову (ФГУП "ВНИЭРХ"). Им уже предложены методические подходы к оценке водных биологических ресурсов как активов в составе национальных богатств, о сути которых можно судить по ряду публикаций, пропагандирующих важную для отрасли проблему (Борисов, 2004а, 2004б, 2005; Борисов и др., 2003).

В. А. Борисов обоснованно высказывает претензии к оценкам налогооблагаемого потенциала биоресурсов, на основе которых стали взиматься платежи за водные биоресурсы с введением в действие II части Налогового кодекса РФ. Он считает, что межвидовое соотношение ставок платы не обосновано и не структурировано, поэтому для повышения эффективности и конкурентоспособности отрасли "необходима более тонкая настройка механизма взимания платежей за биоресурсы с учетом их рентной природы" (курсив мой. - Г. Т.) (Борисов, 2005: 15). С таким заявлением трудно не согласиться. Однако предлагаемые В. А. Борисовым методы оценки, к сожалению, вводят в заблуждение относительно истинных целей формирования СНС. Для того чтобы аргументировать эти претензии, достаточно обратиться к выполненным им расчетам стоимостной оценки биоресурсов России как "материальных непроизводственных активов" в разрезе промысловых бассейнов, которые приведены в табл. 7. Из нее видно, что за стоимостную оценку биоресурсов принимается не что иное, как потенциальная суммарная прибыль отрасли от освоения ОДУ в 2004 г. Если оставить в стороне вопрос, возникающий по поводу правильности исчисления прибыли в рыболовстве (в данном случае для этого использована не стоимость "продукции первого предъявления", а стоимость рыбопродуктов из добытых биоресурсов, притом, что сами издержки включают только затраты на добычу), то не может не вызвать недоумение, во-первых, замена рентных доходов корпоративной прибылью, что, естественно, далеко не одно и то же, и, во-вторых, если речь идет о "материальных активах" в составе национальных богатств, то следовало бы дать пояснение, как в данном случае соотносятся капитальная и текущая формы выражния этих активов. Ведь конечная цель оценки биоресурсов в СНС - это все же оценка их как природного капитала.

По расчетам В. А Борисова получается, что стоимость запасов биоресурсов в системе национальных богатств России, т. е. в качестве капитальных активов, составляет сумму чуть более 0,6 млрд. долл. США (или 17 млрд. руб.). С этим вряд ли можно согласиться, поскольку то, что предлагает В. А. Борисов отражать в СНС, можно квалифицировать лишь как потенциальную прибыль от "продукции рыболовства первого предъявления", подсчитанную с некоторыми методическими погрешностями. Не более того.

Можно, конечно, найти оправдание для использования отраслевой прибыли в целях прикидочных стоимостных оценок водных биоресурсов на начальном этапе наведения порядка в СНС. Но и в этом случае следовало бы сформулировать предложения относительно путей перехода к более точным оценкам, т. е. к использованию рентных подходов.

И все же цель введения СНС состоит не только в выявлении текущего рентного дохода. Она гораздо шире: показать динамику природного капитала во времени и утрату его качеств от разного рода антропогенных воздействий, включая рост браконьерства и промысловых нагрузок, т. е. в данном случае ставится задача вместе с рентой выявлять и своего рода антиренту. Поэтому, представляется, что при стоимостной оценке биоресурсов уже на первом этапе оценочных работ следует в обязательном порядке отражать в расчетах и теневые обороты, сравнявшиеся с уровнем легальных уловов. Ведь получается, что официальная статистика, в частности, ИС "Рыболовство", данными которой пользуется В. А. Борисов, фиксируя полные затраты на промысел, списывает все издержки на легальную часть улова притом, что, по экспертным оценкам, его нелегальная часть достигает 1,5-2 млрд. долл. США. И поскольку именно природная рента более всего привлекает дельцов теневой экономики, можно предположить, что уровень ее близок к указанным цифрам.

Но текущий рентный доход - это все-таки не капитальный актив. Поэтому в СНС требуется перевод его в капитализированную форму с использованием приемов дисконтирования. Нужно сказать, что некоторые исследователи (если не вдаваться в корректность применяемых методов) уже предпринимали попытки экономической оценки биоресурсов, в том числе и морских млекопитающих, посредством капитализации ренты (Медведева, 1998) или капитализации чистого дохода от их добычи (Журавлева, 2003). Да и В. А. Борисов при первых попытках стоимостной оценки биоресурсов в СНС упоминал о необходимости дисконтирования текущей прибыли от рыболовства. Но впоследствии отказался от этой мысли, мотивируя отказ тем, что "выбор коэффициента дисконтирования представляет собой проблему, требующую специального исследования", и рекомендовал применять для целей оценки только "дискретные величины", не попытавшись пояснить, как последние использовать при расчетах (Борисов и др., 2003: 110).

Это серьезная методологическая ошибка, ибо при защите интересов отрасли на межведомственном уровне важны пусть и прикидочные, но все-таки капитализированные оценки. Более того, как то вытекает из предписаний Повестки дня, сегодня существует запрос на формирование идеологии установления своего рода "цены" морской экосистемы.

Для этого необходимо составить перечень экологических и социальных услуг, оказываемых экосистемами, которые пока не поддаются стоимостной оценке и, более того, в силу несовершенства традиционных методов определения экономической эффективности могут иметь заведомо отрицательный результат. Вместе с тем с точки зрения сохранения морских экосистем для будущих поколений эффект может и должен измеряться огромным положительным значением.

Нельзя забывать, что в перспективе добыча углеводородного сырья перемещается в арктические моря с наиболее уязвимыми экосистемами, что несет большую угрозу для устойчивости рыболовства. При предлагаемых В. А. Борисовым методах стоимостной оценки запасы возобновляемых ресурсов прибрежных морей, естественно, померкнут перед запасами невозобновляемых даров природы. Суммарная ценность разведанных запасов газа, нефти, угля и горючих сланцев в России оценивается в 28,6 трлн. долл. (Путин, 1999), а потенциальная ценность - в 130 трлн. долл. США (Арбатов, Мухин, 1999) притом, что ежегодно их использование уже приносит в бюджет доходы в десятки млрд. долларов. Заранее можно представить, какой выбор сделают политики, недостаточно информированные относительно особенностей использования и общественной ценности биоресурсов, когда на чаши весов будут поставлены 3 млрд. долл. (в запасах) и 0,6 млрд. долл. (по прибыли) против соответственно 28,6 трлн. и десятков млрд. долларов.

Поэтому так важен поиск методов капитализации запасов биоресурсов и стоимостной оценки других услуг морских экосистем, который следует совместить с поиском способов повышения действенности предосторожных и экосистемных подходов в регулировании рыболовства.

Представляется, что В. А. Борисов, уходя от использования приемов дисконтирования рыбопромысловой ренты (или даже прибыли, поскольку ренту сложно выявить в условиях несовершенства учета и отчетности на промыслах), чрезмерно усложняет задачу капитализации природных активов, усматривая в этом аналогию с производственными активами (оборудование, механизмы и т. д.). В случае с инвестициями в основной производственный капитал при расчетах, действительно, необходимо использовать систему сложных ссудных процентов в силу того, что оборудование имеет конечный срок службы. Поэтому при износе предприниматель должен получить сумму на его повторное приобретение по существующей сегодня ставке процента. Аналогичные подходы могут применяться и при оценке месторождений полезных ископаемых, которые в силу своей исчерпаемости имеют конечный срок службы, а рентный доход со временем уменьшается.

Цель дисконтирования возобновляемых объектов природы или запасов природных ресурсов (земельных участков, лесных участков, морских экосистем и т. д.), которые в отличие от оборудования служат бесконечно долго, иная - прикидочно установить их рыночную цену или стоимость и по мере необходимости периодически переоценивать ее.

По теории цена природного объекта или капитализированная рента зависят от годового уровня ренты и годовой ставки процента (Economics, 1994: 117-119).

К примеру, формула дисконтирования для определения цены земли имеет следующий вид:

V_p = R/r ,

где: V_p - дисконтированная стоимость (капитализированная стоимость земли); R - земельная рента (размер годового дохода); r - ставка процента (годовая).

Процентные ставки, применяемые для капитализации возобновляемых природных ресурсов, как правило, низки и не превышают 2-5 %.

Методы капитализированной оценки возобновляемых благ природы хорошо проиллюстрировал К. Маркс, обсуждая, в частности, возможность установления цены водопада, использование которого приносит ренту фабриканту. Для капитализации ренты в данном случае он применил ставку процента на уровне 5 % (Маркс, 1986: 705). При введении в 1992 г. порядка определения нормативной цены земли в России процентные ставки для капитализации были приняты на уровне от 2 до 3,5 % в зависимости от категории земель. При этом цена земельных участков в правительственных документах определялась как 50-кратная ставка земельного налога (См.: Порядок определения земельного налога и нормативной цены земли (утвержден Постановлением Правительства РФ от 25.02.92 г. № 112).). В виду явного занижения стоимости земли нормативные цены в 1997 г. были пересмотрены и достигли 500-кратной ставки земельного налога. Хотя считается, что и в этом случае они не вполне отражают реальные рыночные цены на землю (Корнилов, 1997). Причиной подобного несоответствия является то, что налог на землю занижен, с одной стороны, из-за низкой платежеспособности большинства землевладельцев и, с другой, в результате сокрытия от налогообложения огромных рентных доходов владельцами наиболее дорогих земель. К примеру, по данным Д. С. Львова (2005), в настоящее время одна сотка земель вдоль Рублевского шоссе в Москве стоит более 60 тыс. долл. США. Но землевладельцы практически не оплачивают обществу передачу им в частную собственность лучших и наиболее дорогих земель.

Однако в случае использования капитализированной ренты при оценке водных биоресурсов и услуг морских экосистем внимание все же следует акцентировать не на недостатках оценки земель в России, а непосредственно на принципах оценки, которые используются при расчетах. Если придерживаться их, то в прикидочном варианте можно капитализировать рыбопромысловую ренту, приняв ее на уровне нелегальных оборотов, т. е. за 2 млрд. долл. США, при ставке процента, равной 2 %. В этом случае капитализированная стоимость биоресурсов достигнет 100 млрд. долл., если же ставку процента установить на уровне 5 %, то и тогда стоимость биоресурсов в СНС составит 40 млрд.долл. США, а не 0,6 млрд. долл., как полагает В. А. Борисов.

Таким образом, то, что следует сделать в неотложном порядке при совершенствовании методов стоимостной оценки биоресурсов в качестве капитальных активов, так это научно обосновать ставку процента для капитализации рыбопромысловой ренты и иных доходов в рыболовстве. Известно, что ставка процента для объектов природы по своей экономической сути близка критерию окупаемости инвестиций (хотя это далеко не одно и то же). Вместе с тем для возобновляемых ресурсов природы также существует условный ограничитель по времени службы, который можно связать с особенностями воспроизводственного процесса, наличием каких-либо общественных или социальных потребностей и т. д. Сегодня мало кто задумывается над тем, почему для определения цены земли берется именно 50-кратная ставка земельного налога или 2-х процентная ссудная ставка. На самом же деле эти цифры своими корнями уходят в глубину истории и нашли отражение в Ветхом Завете, по которому древние иудеи наделялись правам владения землей на 50 лет при запрете продажи земли навсегда. По истечении этого срока (в так называемый юбилейный год) земля объявлялась свободной, а затем возвращалась к прежнему владельцу, если у него и его семьи сохранялась потребность в ней и если не изменились установленные правила пользования землей. В ином случае земля переходила к новому владельцу (Ветхий Завет, третья книга, Левит, гл. 25).

Поэтому при обосновании ставки процента для водных биоресурсов можно исходить из продолжительности жизненного цикла тех или иных объектов промысла, влияния на уровень запасов природных циклов и т. п. И все же при выборе ставок процента правильнее было бы использовать экосистемные подходы. Очевидно, только биологи могут корректно ответить на вопрос, какой срок потребуется для восстановления утраченных свойств или ассимиляционных способностей морской экосистемы в результате того или иного антропогенного воздействия.

Он может составлять и 20, и 30, и, как в случае с землей, 50 лет, и даже уходить в бесконечность при полной утрате экосистемой ее первозданных свойств.

Ихтиологи могут подсказать и принципиально новые подходы к оценке биоресурсов в СНС, предусматривающие денежную оценку не только уловов, но и запасов, обеспечивающих репродуктивное процветание популяций. При этом балансовая стоимость части популяции, поддерживающей промысловые запасы на неистощительном уровне, должна быть несоизмеримо выше той части, которая попадает на палубу промыслового судна. Здесь вполне уместна аналогия с племенным скотом в животноводстве, который на порядок (а иногда на несколько порядков) ценнее животных, используемых для откорма на мясо (Титова, 1991а, 1991в).

Следует, однако, оговориться, что при расчетах компенсационных претензий, а также при обоснованиях природоохранных проектов использование приемов дисконтирования все-таки должно проводиться по формуле сложных процентов, ибо в данном случае речь идет не о проблеме постановки биоресурсов на баланс государства в качестве капитальных активов, а о задаче выбора альтернативных вариантов использования ограниченных финансовых средств. Решение подобной задачи может иметь целью ответ на вопросы: как с большей пользой распорядиться лимитом средств, выделенных на восстановление свойств, утраченных природным капиталом, или какой из нескольких рыбоохранных проектов даст больший экологический или экономический эффекты и т. п.

К оценке биоресурсов как капитальных активов, выполненных В. А. Борисовым, существует еще одна претензия. За основу этой оценки принимались ОДУ на конкретный год (в частности, на 2002 и 2004 гг.).

Хотя для данных целей правильнее принимать потенциально возможный вылов биоресурсов в экономзоне России. Это объясняется тем, что при существующих методах установления ОДУ не учитываются недоиспользуемые объекты промысла в силу их низкой рыночной ценности, и, кроме того, ОДУ меняется из года в год, ориентируясь на фактический вылов в предыдущем году, который не отражает нелегальные обороты (Котенев, Зайцева, 2003). Так что правильнее ориентироваться не на 3,9 млн. т (2002 г.) или 3,4 млн. т (2004 г.), как это принял В. А. Борисов, а на потенциально возможный улов в российской экономзоне, т. е. улов на уровне 7-8 млн. т. (Существует мнение, что цифры официальных ОДУ в российской ИЭЗ существенно занижаются. Поэтому практически двукратное сокращение уловов за годы реформ в официальной статистике свидетельствует не только о снижении запасов биоресурсов, но и являются молчаливой реакцией органов государственного управления отраслью на масштабы браконьерства. Иначе говоря, по действующей системе ОДУ часть запасов заранее предназначается браконьерам (Факторы развития, 2006). На Всероссийской конференции "Актуальные проблемы развития рыбохозяйственного комплекса" (Москва, февраль 2004) сами рыбаки утверждали, что без подрыва запасов в 200-мильной зоне сверх установленных ОДУ можно дополнительно вылавливать еще 4 млн. т морепродуктов, т. е. добывать в целом примерно 8 млн. т. При этом есть возможность поднять общий российский улов в Мировом океане (включая собственную ИЭЗ) до уровня в 12 млн. т (Зацарная, 2005).)

Что же касается направлений дальнейшего совершенствования методов стоимостной оценки биоресурсов, то важно акцентировать внимание еще на двух злободневных вопросах: (1) как быть с биоресурсами, которые недоиспользуются сегодня промыслом, поскольку заведомо убыточны, и (2) как перейти к оценке экологических услуг морских экосистем. Представляется, что с точки зрения устойчивого развития имеет смысл найти логическое объяснение для качественной (ценностной) оценки большей части гидробионтов вне зависимости от уровня рентабельности промысла. В этих целях могут использоваться аргументы о важности сохранения морских экосистем для будущих поколений и гипотетические расчеты ущерба от утраты самовоспроизводящих свойств экосистем. Следует подумать и над тем, как превратить огромный социальный эффект от рыболовства в стоимостные оценки, поскольку одним из требований устойчивого развития, как известно, является оценка социального капитала (Serageldin, et al., 1994). Для стоимостной оценки социального эффекта рыболовства, а также для оценки услуг экосистем могут применяться "неявные" рыночные оценки, имитации в форме "сконструированного" рынка и т. п. приемы (Кондратьев и др., 1996).

Расширение спектра оценки биоресурсов как капитальных активов должно идти по пути поиска аргументов для политиков, которые бы позволяли более наглядно представить, какой "ценой" для общества могут обернуться ошибки от избранной ими политики. В случае с морскими биоресурсами для предостережения политиков от пагубных решений все методы оценки хороши, за исключением тех, которые явно занижают природный и социальный капиталы, необходимые для сохранения устойчивости рыболовства.

Как уже отмечалось в разделе 5.2.3, мировой научный поиск направлен на создание научных основ стоимостной оценки услуг естественных экосистем. По предварительным расчетам, цена этих услуг в планетарном масштабе приближается к 40 трлн. долл. США (Cookson, 1997). Резонно отнести половину этой суммы на экосистемы Мирового океана. Очевидно, немалая ее часть придется и на прибрежные моря России, которая имеет самую большую в мире протяженность морских границ. Однако, что касается разработки корректных методов оценки услуг экосистем, то это все-таки останется задачей для нескольких ближайших десятилетий. Вместе с тем для выбора альтернатив использования морских экосистем уже и сегодня можно предъявлять расчеты по оценке запасов морских биоресурсов в капитализированном виде, включая не только ОДУ, но и ту часть, которая поддерживает репродуктивные свойства популяций биоресурсов. Это позволит сделать более убедительными предварительные выводы об уровне компенсационных претензий при утрате экосистемами самовоспроизводящих свойств.

Наряду с этим можно приступить к формированию каталога услуг морских экосистем с характеристикой их социального и экономического эффекта.

Обсуждая методологию оценки природного капитала, важно исходить из того, что сегодня, как никогда ранее в истории человечества, обострилась борьба живых и неживых ресурсов природы. Случившееся объясняется тем, что углеводородное сырье, которое миллиардами лет накапливалось как останки живой природы, в мгновение ока вырвалось из подземных хранилищ, наподобие джина из бутылки, который стал угрожать всему живому на планете. Громадный прирост богатства от добычи углеводородного сырья имеет гипнотический эффект. В умах политиков утвердилось мнение, что огромные прибыли от использования газа и нефти не приносят ничего, кроме блага. Однако многие страны не выдержали проверку золотым тельцом. На этот счет можно привести полное горечи высказывание Хуана Пабло Переса Альфонсо, одного из основателей ОПЕК, сделанное им в 1982 г. относительно неожиданно свалившихся на Венесуэлу нефтедолларов: "Вы думаете, что нам повезло? Я так не считаю. Мы погибаем от несварения… Я называю нефть "экскрементами дьявола". Она приносит несчастье. Посмотрите вокруг. Посмотрите на грязь, коррупцию, увядание, разрушение системы предоставления общественных услуг… А с долгами нам не рассчитаться многие годы. Мы ввергаем своих внуков в долговую пучину" (Стейнер, 2003: 122).

Во многих странах быстрый рост нефтяных доходов ведет также к росту злоупотреблений политической властью, социальной напряженности, преступности, безудержной инфляции, разрушению не нефтяных секторов экономики, неустойчивому развитию, чрезмерно раздутым государственным расходам и колоссальному ущербу, наносимому окружающей среде. Как правило, правительства стран с нефтяной ориентацией экономики, включая Россию, опьяненные нефтяными доходами, выпускают из своих рук рычаги, предназначенные для эффективного управления развитием других секторов экономики.

Но самое опасное состоит в том, что мировые цены на нефть, став главным индикатором оценки состояния мировой экономики, в значительной мере определяются не рыночной конкуренций, а сговором нефтяных магнатов и грязной политикой. При сложившейся ситуации рост мировых цен на нефть и их колебания ведут к снижению или искажению рентных доходов в рыболовстве, лесной промышленности, землепользовании, результаты деятельности которых напрямую зависят от конъюнктуры мировых нефтяных рынков. Это делает весьма проблематичными стоимостную оценку возобновляемых богатств природы и реализацию идей устойчивого развития на практике.

Как было показано выше, несмотря на устойчивый рост российского ВВП после 2000 г., экономические показатели рыбохозяйственного комплекса продолжают снижаться. Это во многом является результатом того, что государство не справляется со структурными перекосами в экономике, сложившимися в результате одномоментной либерализации цен на товары в 1992 г., которые вызвали огромные ценовые диспропорции в пользу энергетического сектора. Так, за 1990-1995 гг. динамика роста оптовых цен на продукцию нефтепереработки, энергетики, машиностроения, сельского хозяйства и легкой промышленности характеризуется соответственно следующим соотношением: 12:10:4,5: 3 : 2,5 (Яременко и др., 1996). Из него видно, что в инвестиционном плане от "шоковой терапии" больше всего пострадали сельское хозяйство, включая и рыбохозяйственный комплекс, машиностроение и легкая промышленность.

Именно на устранение явно несправедливого паритета цен в некоторых общественно и стратегически важных секторах экономики, включая и рыболовство, и должны быть направлены усилия правительства. Эти попытки уже предринимаются в отношении сельскохозяйственного сектора. Но они не дадут успеха, если не будут подготовлены экономически грамотные и выверенные решения внутри всех сырьевых отраслей. Для этого не годятся упрощенные неолиберальные схемы макроэкономического регулирования, а экономические ведомства, воспитанные по прописям монетаризма, не горят желанием (и, скорее всего, не умеют) решать проблемы устранения диспаритета цен на сырье.

Вместе с тем при устранении необоснованно сложившегося в ходе рыночных реформ диспаритета внутренних цен на сырье рента от всех возобновляемых природных ресурсов в России могла бы стать внутренним финансовым источником не только для стабилизации положения дел в лесном, рыбном и сельском хозяйстве, но и стимулом для более рационального использования ресурсов.

В этой связи резонно возникают вопросы: а правильно ли в качестве главного индикатора оценки состояния отечественной экономики использовать цены на нефть? Почему бы в противовес этому индикатору не ввести дополнительные, которые бы в большей степени соотвествовали требованиям устойчивого развития?

В контексте обсуждаемой проблемы имеет смысл напомнить о том, что вопрос об едином измерителе для оценки природно-ресурсного потенциала и расчета природно-ресурсной ренты в экономической теории возникал и возникает с завидным постоянством. В качестве универсального измерителя рентных доходов, а, следовательно, и цен на землю и другие объекты природы, в самом начале становления теории ренты принимались цены на зерно. В частности, В. Петти (XVII век) писал, что под возделыванием зерна следует понимать возделывание всех жизненных средств в том смысле, как в "Отче наш" употребляется слово "хлеб" (Петти, 1993). Век спустя Д. Рикардо также использовал цены на хлеб в качестве универсального измерителя земельной ренты.

Мотивацией для этого была серьезная угроза голода, т. е. возникшие ограничения в производстве зерна (Рикардо, 1955).

Сегодня в мире доминируют энергетические и экологические ограничения. Но это вовсе не означает, что пальму первенства в ценообразовании следует безраздельно отдать ценам на нефть и газ. Все более очевидным становится факт, что странам, богатым природными ресурсами, а также странам с наиболее уязвимыми естественными экосистемами для обретения стабильности экономик следует поменять вектор рыночных приоритетов. Для этого важно сделать ресурсы живой природы существительными, а газ и нефть - прилагательными, т. е. в этих странах наряду с таким универсальным регулятором цен на товары, каким стали мировые цены на энергоносители, должен появиться и внутренний регулятор для устранения необоснованного диспаритета цен в сырьевых отраслях. Он должен ориетироваться на задолженность человека живой Природе. Нельзя забывать, что при правильном измерении ренты и устранении диспаритета цен на сырье живые ресурсы (т. е. запасы леса и пресной воды, уникальные виды рыб, генетические ресурсы флоры и фауны и, наконец, сама земля, особенно земля в городах) способны со временем приносить совокупный рентный доход от их использования не ниже, чем доход от энергоносителей (Титова, 2003г).

Как известно, разведанных запасов нефти в России осталось на 35 лет (Арбатов, Мухин, 1999). А дальше что? Каким способом будут наполняться потребительские и социальные корзины по истечении этого срока? Как долго государство будет держать в кубышке доходы от использования быстро тающих запасов нефти, не используя их для инвестиций в восстановление производства в других сырьевых отаслях?

Во что реально обходится обществу варварское обращение с живой Природой и нежелание властей выстроить адекватные стоимостные оценки для ее защиты?

Изложенное позволяет сделать вывод о том, что совершенствование методологии и методов стоимостной оценки ресурсов гидросферы как национальных активов, безусловно, относится к одному из наиболее приоритетных направлений научного поиска. С его помощью можно защитить морские экосистемы от дальнейшей деградации. В условиях растущего экологического кризиса перед учеными стоит задача научить органы рыбоохраны и общественность аргументировано, т. е. с цифрами в руках, задавать отравленным нефтедолларами политикам вопросы, аналогичные сформулированным выше. Только таким способом можно обеспечить столь необходимый сдвиг в сознании, что экономика должна действовать по законам Природы. За жизнь на планете можно не опасаться в случае, если взаимоотношения между естественными экосистемами и экономикой станут восприниматься политиками как равноправные.