Согласно Полному Своду Законов Российской Империи, "воды морские" находились в общем и свободном для всех пользовании. Однако свобода пользования вовсе не означала возможность ведения бесплатного (беспошлинного) промысла. Было установлено, что "за право свободного лова рыбы в море взимается в пользу казны билетный сбор с каждой рыболовной лодки", а "размер билетных сборов на право морской рыбной ловли и тюленьего боя… назначаются Высочайшей властью по представлению Министра Министерства Государственных Имуществ, рассмотренному в Государственном Совете" (Полный Cвод…, 1893, т. XII, ст. 283, 284).

Плата за право лова рыбы не носила унифицированной формы. Она взималась в виде билетного сбора, оплаты права аренды участков морских и пресноводных акваторий и т. д. Так, на Каспии билетный сбор взимался с рыболовецких лодок и был дифференцирован в зависимости от срока, места промысла и способа лова. Сборы с отдельных лодок и сетей (количество используемых сетей строго регламентировалось) применялись и на Аральском море.

Широкое распространение на Каспии, Балтике, в Приморской области и на Сахалине получила аренда отдельных морских участков.

Арендная плата устанавливалась на основе фактических доходов, полученных от использования рыболовного участка за определенный период, который, в свою очередь, зависел от количества выловленной рыбы, рыночных цен на нее и удаленности от рынков сбыта. Ставки арендной платы корректировались на торгах, благодаря чему их размер отражал складывающуюся к тому моменту конъюнктуру.

Арендные платежи носили выраженный рентный характер, что особенно характерно было для речных систем. Например, в начале XX века годовой доход казны за сдачу в аренду одной версты рыбопромысловых участков в верховьях р. Куры составлял 61, в средней части - 827, а в низовьях - 4632 руб. При этом арендная плата за использование версты худшего участка равнялась девяти рублям, а лучшего - более 26 тыс. руб. (Мурин, 1967).

Доходы от сборов за права промысла были по тому времени значительны. Так, в 1912 г. казна получила 3,9 млн. руб. Для сравнения - стоимость всего промышленного улова в необработанном виде в 1910 г. составила 80 млн. руб., т. е. можно сделать вывод, что на сборы приходилось примерно 5 % от общей стоимости зафиксированной статистикой улова (там же, 1967). Указанная сумма не отражает полный уровень рыбного сбора, поскольку многие казачьи войска, во владение и под охрану которых были переданы некоторые рыбопромысловые участки, от платы за ресурсы частично или полностью освобождались. К примеру, во владении казачьих войск находились обширные участки Каспийского и Аральского морей. Казаки получили право не только владения рыбопромысловыми угодьями, но и сдачи их в аренду, при этом, как уже отмечалось в разделе 4.2.3, вырученные средства шли на экипировку войска.

Обсуждая проблему рыбных сборов, следует обратить внимание на то, что взимание платы за право ведения промысла никоим образом не связывалось только с необходимостью оплаты расходов на содержание органов по управлению и контролю рыболовства, включая полицию.

Это подтверждают статистические данные за 1894 г., когда доходы от билетного сбора за рыбу составили 2,7 млн. руб, а расходы на содержание рыбоохранных служб всего лишь - 168,6 тыс. руб. (Вешняков, 1894).

При сдаче казенных вод в аренду плата взималась в денежной форме, но наряду с этим широко была распространена и натуральная аренда, особенно для мелких (крестьянского типа) рыбацких хозяйств и товариществ, которыми вылавливалось до 3/4 общего улова (Мейснер, 1925). По действующим правилам, чтобы оградить казну от убытков, при подписании договора об аренде арендатор должен был внести плату, равную полугодовой сумме аренды. Однако взамен предоплаты арендатор мог предоставить имущественный залог. Что касается крестьянских общин, то в некоторых случаях им разрешалось взамен залога предоставлять ручательства друг за друга, которые подтверждались мирскими приговорами (Вестник…, 1896: 44).

Из табл. 9 видно, что доходы казны от сдачи в аренду морских участков в основных районах промысла постепенно возрастали и в 1910 г. составили 765 тыс. руб., что равнялось примерно четверти общей суммы рыбных сборов (Воронцова, 1992).

История также сохранила свидетельства о становлении практики платы за ресурсы с иностранных рыбаков, в частности, японских, которые традиционно скупали кету у жителей Сахалина. Но к концу XIX века японцы стали переходить к добыче в прибрежных водах России не только кеты, но и других видов рыбы, в частности, горбуши и сельди, используя при этом запрещенные в собственной стране методы (Галлямова, 1994). В целях упорядочивания отношений с ними генерал-губернатор Приморской области в 1880 г. ввел Временные правила рыболовства. В них определялись размеры пошлины, взимаемой за вывоз за рубеж рыбной продукции. Однако, как отмечает П. Ю. Шмидт, правила были составлены наспех, при полном игнорировании реальной ситуации. Они не соблюдались из-за размеров пошлины, которая иногда превышала стоимость продукции, а также из-за отсутствия контроля промысла, который вели японцы, а вместе с ним и экспорта (Шмидт, 1905).

Легализация иностранного промысла при подобных условиях привела к таким объемам нелегального вылова рыбы в устьях рек, что вызвала голод среди местного населения. В связи с чем в 1883 г. в заливе Терпения был запрещен промысел для японцев.

В 1885 г. были приняты вторые Временные правила для Сахалина и Приморской области, которыми практически на порядок были снижены размеры пошлины на вылов и вывоз рыбы. За три последующие года правила менялись ежегодно, ужесточая регулирующие нормы и ответственность за их нарушения. По аналогии с практикой Японии была введена аренда прилегающих к России морских акваторий. Перечень предлагаемых в аренду участков объявлялся заранее, а права на аренду продавались с торгов. Промысел без разрешительного билета или способами, запрещенными правилами регулирования рыболовства, признавался хищническим (так официально называлось браконьерство). В этих случаях добыча и снаряжение подлежали конфискации и продаже с аукционов, а деньги поступали в казну.

Очередные Временные правила рыболовства (1899) уже предусматривали цели обеспечения режима наибольшего благоприятствования для русских рыбопромышленников и "охраны рыбных запасов от истощения" (Бражников, 1907). Право на вылов одного пуда рыбы облагалось пошлиной для русских подданных в размере 5 коп., для иностранцев - 7 коп. (Кузнецов, 1902).

Действовавшая в царской России практика рыбных сборов и аукционов была далеко не идеальна. Принцип свободного промысла в морях нарушался рядом царских указов, по которым, как уже отмечалось, морские воды, а также участки рек и озер передавались во владение монастырям, крестьянским поселениям, казачьим войсковым общинам и даже частным лицам. Нередки были случаи спекулятивной перепродажи наиболее выгодных участков промысла, особенно в бакенных водах Северного Каспия. К тому же ловецких билетов продавалось больше, чем того требовали задачи сохранения запасов ценных рыб. Меры по контролю промысла не давали своего эффекта вследствие "продажности" контролирующих служб и слабости их материально-технической базы (Воронцова, 1992). Масштабы незаконного рыболовства со временем возрастали, о чем косвенно можно судить по сумме штрафов. Если в 1876 г. они составили 67, 8 тыс. руб., то в 1908 г.- уже 997,4 тыс. руб. (Кевдин, 1915).

После Октябрьской революции развитие рентных отношений в рыболовстве было на время прервано. Однако попытки установления натурально-вещественных отношений между советской властью и ловецкими общинами в период "военного коммунизма" оказались неэффективными, и государство вынуждено было вновь вернуться к арендным отношениям. В августе 1921 г. вступило в действие "Положение о порядке эксплуатации рыболовных угодий в районах негосударственного рыболовства", которым регламентировались условия аренды промысловых зон. В приложении 4 приведены основные принципы сдачи в аренду рыбопромысловых угодий в начале 1920-х гг., бoльшая часть из которых была заимствована из опыта царской России.

Первые советские торги состоялись в Астрахани в марте 1923 г. В аренду были сданы 38 рыбопромысловых участков и 100 рыбопромысловых заведений, в доход казны поступило 455 тыс. руб. В том же году на торги были выставлены 596 морских рыболовных, краболовных и тресколовных участков, из которых было сдано в аренду японцам 269 участков на сумму 1,15 млн. зол. руб., российским предпринимателям - 34 на сумму 118,5 тыс. зол. руб. Общий доход государства от сдачи в аренду рыбных промыслов в 1923 г. достиг 3,1 млн. зол. руб., из которых на долю европейской части и Сибири пришлось около 900 тыс. руб., а остальная сумма - на Дальний Восток и другие регионы страны (Бюллетень…, 1923).

Начатые в дореволюционное время исследования арендных отношений в рыболовстве возобновились вновь. Более того, середину 1920-х гг. можно отнести к наиболее плодотворному периоду в развитии методов рентных оценок для определения уровня сборов в рыболовстве. В апреле 1927 г. Экономический Совет СССР принял решение перейти от принципа оплаты права лова рыбы в виде отчислений от доли стоимости улова к развитой системе рентных отношений. Результатом этого явилась монография М. И. Чеснокова "Рента и арендные отношения в рыбном хозяйстве" (Чесноков, 1933). К сожалению, автор дал несколько поверхностное изложение природы рыбопромысловой ренты. А в начале 1930-х на изучение проблемы рентных отношений на рыбных промыслах был наложен запрет вследствие провозглашенного государством лозунга о бесплатном пользовании благами природы, негативные последствия которого пожинаются и поныне.

Однако никакие директивы и указы не в силах отменить объективного влияния природных факторов на результаты промысла. Проблема ренты и рентных отношений встает перед любой властью независимо от политических пристрастий общества, поскольку она, как уже отмечалось выше, обусловлена объективной реальностью: ограниченностью природных ресурсов, разнокачественностью и неравномерностью размещения их по территории страны, т. е. факторами, заданными природой. Поэтому и советская власть, длительное время на словах отрицающая возможность введения при социализме рентных отношений, в своей практической деятельности вынуждена была считаться с объективной реальностью, изобретать механизм нивелирования значительных различий по уровню доходов добывающих предприятий, работающих в разных природно-географических условиях. Регулирование рентных отношений осуществлялось с использованием механизма ценообразования (дифференцированных по районам, сезонам и объектам промысла заготовительных цен на рыбу-сырец).

Из краткого исторического экскурса следует, что исторически преобладающей формой налогообложения рыбных промыслов были сборы, а не налоги. Именно они более всего отвечают требованиям, предъявляемым к "хорошим" налогам. К сожалению, неоднократные политические потрясения в России на протяжении XX века не позволили рыбным сборам постепенно приобрести форму рентных платежей, структура и методы исчисления которых могли бы различаться не только по видам и бассейнам промысла, но и меняться с изменением условий рыболовства. Хотя имея такую историю рыбных сборов, Россия сама могла бы стать образцом для подражания при введении рентных платежей.

Автор может подтвердить большой интерес зарубежных экономистов к проблеме изъятия в доход общества рыбопромысловой ренты, поскольку по их просьбе подготовил несколько публикаций об истории развития рентных отношений на рыбных промыслах России (Harrison and Titova, 1997; Titova, 2001; Titova, 2002).